Знак вурдалака  - Владимир Андриенко

Мог ли сей кинжал с того времени храниться у Кантакузенов? Про сие узнать ничего не смог. Но в Петербурге в то многие верят. Княжна Мария Дмитриевна Кантемир тех слухов не опровергала. А ведь её мать и есть Кассандра Кантакузен.

Далее я тебе, два малых портрета посылаю. Их мой слуга Иван (тот, что даром живописца одарен) с оригиналов срисовал.

На первом видишь ты княжну Марию Кантемир, которая ныне в Петербурге жительство имеет. На втором изображена Кассандра Кантакузен в замужестве Кантемир, мать Марии.

Всмотрись в сих двух женщин, Степан Андреевич. Платья разные, но лица и стать одни и те же. Возможно ли, чтобы дочь была так на мать похожа? На этот вопрос я сам ответить не возьмусь. Сие для твоего размышления, друг мой.

Скажу тебе, что дело сие слишком многих особ затрагивает и слишком многие сим интересуются. Потому тебе стоит быть осторожным.

Твой преданный слуга И.В.»

(Документ приведен мною в точности. Скопировано слово в слово как в том документе, что нашел я в архиве господина Волкова.).

Императрица и самодержица Всероссийская Анна Ивановна проснулась как обычно поздно в 11 часов. На царицу надели халат, и куаферы взялись за прическу государыни.

Анна велела допустить к себе придворных. Слуги распахнули двери и начался ранний прием. В будуар государыни вошли вельможи в мундирах с лентами и орденами, фрейлины, несколько шутов и шутих.

Ян Лакоста, шут которому еще Петр Великий пожаловал титул «короля самоедского» в день тот не кривлялся как обычно и не выпрашивал денег. Императрица знала нрав Лакосты и сразу заметила это:

– Чего грустный, «ваше величество», – спросила его императрица. – Кто «брата моего» обидеть посмел?

– Дак такие дела в столице твоей, матушка. Чего веселиться?

– Что стряслось, Лакоста? – спросила Анна. – Снова тоска грызет?

– Страх грызет, матушка. Страх.

– Страх? И кого ты испугался? Может я смогу защитить тебя?

– От людей сможешь, матушка. Но не люди ныне опасны. Покуда ждали тебя у дверей, услышал я историю.

– И что сие за история? – спросила Анна. – Поведай, Лакоста.

– Дак нечисть снова озорует в столице твоей. Людишки про то болтают.

Императрица нахмурилась:

– Ты дело говори. О какой нечисти речь ведешь?

– Твоя фрейлина про то лучше скажет.

– Фрейлина? Которая из них? – строго спросила императрица.

«Король» указал на «болтушку», фрейлину ея величества Игнатьеву:

– Она знает!

Императрица приказала:

– Поди сюда!

– Ваше величество!

– Говори!

Игнатьева ответила:

– Зная неприязнь вашего величества к нечистому духу, и не желая оскорбить слуха вашего величества рассказами о…

– Говори дело! – прервала поток слов Игнатьевой Анна.

Игнатьева быстро выпалила все что знала. Эти сведения жгли ей язык и она так хотела первая о том рассказать при дворе:

– В имении Кантемировом, ваше величество, снова вурдалаки озоруют.

Все вокруг затихли. Императрица начинала гневаться после таких рассказов. Они приводили её в дурное расположение духа. В такие минуты под руку Анне лучше было не попадаться. И про это знали все, но очень хотела болтушка Игнатьева хоть одну важную новость сообщить. Никогда еще не давали ей быть в центре внимания. Шаргородская её завсегда обходила и тем гордилась. А здесь такая новость!

– Чего сказала, дура? – спросила Анна.

– Дак вурдалаки матушка-государыня. Снова нечисть сия из своих могил выползает и пугает христиан. Нет упокоения им в земле истинно христианской.

– Вурдалаки? А мне доложили, что нет сей заразы у нас. Токмо в странах дальних, где вера христова не крепка. А ну-ка говори, что знаешь?

Игнатьева продолжила:

– Сказывала девка Марфа, из дома дюки де Лириа[55], что пришел дескать в имение померший управитель именем Тит. А того Тита наши замерзшим в сарае. Лекари его осмотрели да сказали, что отошла его душа к богу.

– Стой, дура! – остановила фрейлину Анна. – Ты хоть сама поняла, что сказала? Причем здесь герцог де Лириа, посол короля Испании?

– В доме у посла, матушка, есть девка именем Марфа. Она там в услужении. И она знает, что умерший управитель в имении господ Кантемиров вурдалаком оказался.

– Девка служит у де Лириа, а знает про имение Кантемиров? – спросила императрица.

Игнатьева не растерялась:

– Брат оной девки состоит конюхом в имении Кантемиров Архангельское. От него она все и узнала.

– И как тот управитель ожил?

– Дак нашли тело его замерзшее.

– Замерз? – переспросила царица. – А с чего замерз? Перепил что ли?

– Дак того не ведаю, матушка. Но точно, что замерз, и тело стало словно полено! Хоронить его сразу не приказали, ибо метель была тогда. Но в одну из ночей сей мертвец пришел в дом барский и напугал там холопов! – выпалила фрейлина.

– Стало быть, уже после смерти своей он в дом барина своего явился?

– Так, государыня-матушка.

Остальные стали шептаться, а императрица повернулась дежурному офицеру:

– Есть ли в приемной граф Отерман?

– Так точно, ваше императорское величество!

Анна отмахнулась от него рукой и сказала:

– Не стоит так орать, голубчик. Чай не глухая твоя царица. Приведи сюда Остермана!

В покои вошел вице-канцлер[56] империи граф Андрей Иванович Остерман. На его полной фигуре был белого цвета кафтан с золотом, голову прикрывал седой пышный парик.

– Поди сюда, граф! – приказала императрица.

Остерман подошел и низко полонился.

– Что за слухи снова на Москве появились, граф? Я ведь высказала свое недовольство слухами о вурдалаках? Али не слыхал того?

– Ваше величество! Государыня, я занимаюсь делами иностранными и делом сыска ведают иные…

– Я про сие и говорю! В дому посланца гишпанского де Лириа про сие говорят! И что посланец своему королю отпишет? Что варвары мы! И я варварская царица, но не императрица великая. И в том вижу поруху моей чести государевой!